Как говорится, Богу – Богово, а кесарю – кесарево. В более упрощённом варианте: вот дела церковные, вот – дела власти. Или ещё проще: вот церковные, а вот – обычного светского люда. В наше время споры начинаются обычно, когда церковь как институт (или граждане, объявляющие себя защитниками её интересов) начинает наступать на то, что люди светские считают своим.Примеров хватает – от конфликтов вокруг исторической недвижимости до скандала с «Матильдой». Но ничто не ново под луной. В начале ХХ века трения между церковными и светскими структурами тоже случались. Менее, конечно, шумно всё было – но сами инциденты в газетных подшивках отложились.
Монахини и газетчик
«Утро России» в 1912 г. сообщало о жалобе настоятельницы Покровской общины в Московскую городскую управу. Матушка требовала убрать продавца газет, который традиционно стоял со своим товаром у ворот общины...
«Городская управа выяснила любопытную картину. Оказывается, между монахинями стала усиленно за последнее время распространяться «Брачная газета». Монахини жадно покупали у газетчика номера этого бульварного листка, чрезвычайно интересуясь помещаемыми объявлениями.
Настоятельница заметила, каким развращающим образом действует на молодых монахинь «Брачная газета», и вот в результате – ходатайство об уничтожении стоянки продавца газет у ворот общины».
«Городская управа не сочла возможным удовлетворить такое ходатайство». А чего, действительно, удовлетворять? Продавец же не бегал за сёстрами, всучивая им «Брачную газету». Просто стоял у ворот – а те сами брали. Кстати, издание не политическое, не порнографическое, официально дозволенное. И между прочим, весьма популярное в те годы, верный кусок хлеба для продавца. Если матушку-настоятельницу «Брачная» так раздражала – запретила бы строжайше своим подопечным покупать этот мерзкий листок.
И вообще хорошего же она мнения была об их благочестии, раз считала, что девиц могут ввести в соблазн публикуемые объявления – вроде тех, которые мы приводим на этой странице.
Лиса и вор
Ситуация, описанная в сборнике фельетонов А. Яблоновского «Родные картинки», 1912 год. «...Несколько охотников застрелили в давно покинутом храме лисицу и получили за это каторжные работы на 8 лет. Спрашивается: можно ли в данном случае установить преднамеренное оскорбление святыни и можно ли тут говорить о святотатстве вообще? Из обстоятельств дела видно, что храм был полуразвалившимся, под самым алтарём жили лисицы, ни крыши,
ни потолка в храме не было».
Тут, конечно, отдельный вопрос – как вышло, что в те времена храм оказался в таком запустении? Церковь не была отделена от государства, сама являлась частью державного механизма. При храме полагались священник, возможно, и дьякон, псаломщик... Да и жители села проявляли полное равнодушие... Ладно, Россия большая, и, допустим, произошло всё в каком-то медвежьем углу, где население было, например, старообрядческое (или из местных полуязыческих народностей, лишь формально крещёных). И, предположим, местный судья действительно вкатил охотникам по 8 лет – для острастки, объявив их пальбу кощунством. Только автор фельетона сравнивал эту историю с другой.
Видимо, она была достаточно известна современникам, и подробности не приводились. Но догадаться можно. В то время в Москве не действовал (находился на реставрации) знаменитый Успенский собор в Кремле. Заметим, Кремль тогда не являлся объектом сегодняшнего значения, проход на территорию –
свободный.
Ночью городовой гнался за вором (в тексте сказано «мальчишкой – похитителем брильянтов», надо полагать, была попытка или обкрасть соседний храм, или ломануть какой-то ювелирный магазин неподалёку). Вор забежал в ремонтируемый Успенский собор, городовой за ним. Стал стрелять. И попал.
Автор фельетона ставил вопрос так. Кто-то за застреленную в недействующем храме лису получил восемь лет каторги. А кто-то за застреленного в храме (тоже недействующем) человека – благодарность. «Никакого вопроса о святотатстве не возбуждали».
Транспортники и иконы
«Утро России», 1910 год. Контора «Российского общества транспортирования кладей» распродавала невостребованные грузы. Бывает, знаете ли, – отправитель отправил, получатель не явился, груз завис на складе. Полежал сколько положено – что с ним дальше делать? Выставили на аукцион. Но вышла заминка. В одном из ящиков оказалось несколько икон. «Так как по закону иконы не подлежат публичной продаже, эти торги вызвали сомнения». То есть транспортники испугались, что их тоже обвинят в святотатстве. И обратились к юристу. «Городской юрисконсульт пришёл к заключению, что в данном случае иконы были неосвящённые и потому подлежали продаже, как всякий иной товар. Запрещение закона может касаться только священных икон».
А действительно, в каких случаях икона – просто «художественное изделие» (и значит, товар – как любой другой), а в каких должна расцениваться как нечто сакральное? Вон сколько церковных лавок, где иконы самой же церковью за деньги продаются. С другой стороны – в антикварных магазинах, на сайтах коллекционеров это совершенно законный предмет торговли или обмена, без всякой религиозной нагрузки. Церкви можно, а антикварам нельзя? Но кто-то вообще считает, что Бог – в душе и подобные споры по определению – суета, схоластика, кликушество... В любом случае мне кажется, что религиозные и светские святыни вполне могут сосуществовать рядом. Знавал я замечательную пару деревенских стариков.
Бабка всю жизнь веровала, иконы у неё и в советские годы в углу висели. Дед же был бывший зав колхозной свинофермой, фронтовик, ярый коммунист – потому в другом углу красовался Ленин. На бабкино ворчание дед сурово отвечал: «Я твоего Бога не трогаю – не трожь и ты Ильича!»
И категорически запрещал ей даже касаться ленинского портрета. Тем более что заодно заначку в нём прятал.
Храм и театр
По-своему характерен и спор, происходивший в Московской думе в 1901 г., в связи с выбором места для Введенского народного дома (отчёты публиковались). «Народные дома» (что-то вроде домов культуры) начали строить в конце XIX – начале ХХ веков, и связано это было помимо всего прочего с введением в Российской империи «винной монополии» (см. «АН» No4-2014). Усиливался приток «пьяных денег» в казну – но и власть стали обвинять в том, что она-де теперь заинтересована в «спаивании народа». Народные дома были ответом – нет, мы, наоборот, стремимся простой люд от пьянства отвлечь! Московская дума решила построить их в городе сразу десять. Один предполагалось возвести на Введенской площади. Но неожиданно с петицией протеста
выступили «причт и прихожане Введенской церкви», которые потребовали перенести строительство в другое место. Мотив: народный дом – прежде всего театр. Увеселительное заведение. По имеющимся правилам подобные объекты должны отстоять от церквей, как минимум, на 35 саженей (70 с небольшим метров). А здесь выйдет меньше. С ответной петицией выступила группа фабрикантов, заводчиков и домовладельцев Лефортовской части: именно ввиду обилия пьяных на Введенской площади и близ неё необходимо начинать строительство незамедлительно: «Ограничение относительно расстояния от церквей относится только к питейным заведениям (...), а театр (...) есть учреждение, причисленное теперь к числу учреждений образовательных».
На заседании Московской думы произошёл следующий диалог. Гласный А. Максимов (он требовал переноса): «Тут говорится, что это будет дом народных
развлечений, где будут происходить литературные чтения и духовные собеседования. (...) Какие такие духовные собеседования, если церковь рядом? Едва ли дело потерпело бы ущерб, если б сооружение этого театра мы бы перенесли в фабричный район, мы бы пощадили религиозное чувство граждан». Гласный В. Герье (профессор, крупный историк): «Почему Максимов не восстаёт против кабака? Почему его религиозное чувство не оскорбляется видом кабака, а оскорбляется только при мысли о доме народных развлечений?»
«Ответа не последовало» – сообщали отчёты. При голосовании протест представителей Введенской церкви был отклонён, единственный голос за него – Максимова. Ныне Введенская площадь – это площадь Журавлёва в Москве, а бывший Введенский народный дом – театрально-концертный зал «Дворец на Яузе».
Правда, в современных публикациях по истории этого здания подчёркивается, что после сдачи в строй (1903 г.) оно было освящено.
Сергей НЕХАМКИН