Беспомощны перед властной машиной



Беспомощны перед властной машинойАктёр Владимир КОШЕВОЙ родился в Риге в семье морского офицера. Мечтал о софитах, но по настоянию родителей стал курсантом Военного университета. Затем окончил факультет журналистики МГУ и актёрский факультет РАТИ. Владимир считает себя трудоголиком и снялся уже более чем в 65 фильмах: «Григорий Р.», «Гостиница «Россия», «Луна в зените» и др. Чаще всего ему достаются роли людей творческих: поэтов, художников и дирижёров. Вот и в новом фильме Ирины Евтеевой «Творения, или 4 Ка Велимира Хлебникова» он сыграл русского авангардиста Хлебникова, которого Владимир Маяковский назвал «Колумбом новых поэтических материалов». В запасе у Владимира – «Угроза: Трепалов и Кошелёк», «Литургия оглашенных» и фильм Виктора Мережко «Не ждали».

– ВЛАДИМИР, в декабре состоялась премьера балета «Нуреев», где вы сыграли сразу 4 роли: аукциониста, человека из КГБ – Серого, фотографа Ричарда Аведона и «чёрного человека», который, как тень, преследует героя. Какие чувства вы испытывали, ведь многие сомневались, что спектакль вообще выйдет?

– Волнение у всех зашкаливало только потому, что премьера состоялась. Зрители восприняли спектакль очень тепло, больше 20 минут звучали аплодисменты! Было полное единение зала! Меня же волновали технические моменты. Спектакль начинается с выступления моего аукциониста, который стоит на кафедре, сделанной по эскизу «Кристис». И я по 10 раз проверял, надёжно ли её закрепили и не уедет ли она во время спектакля. Ещё я нервничал, что микрофон может отключиться.

– Чем нынешний вариант спектакля отличается от первоначального?

-Единственное отличие – это то, что нет акцента на известную фотографию Рудольфа Нуреева, сделанную Ричардом Аведоном. Портрет Нуреева не прикрыли, его просто не рассмотреть, взгляд зрителя не акцентируется на причинном месте. Что касается драматического наполнения, то всё осталось так, как было задумано режиссёром. Не забывайте, что это ещё и музыкальный спектакль, где музыка играет одну из главных ролей. Если бы вылетел один элемент, то повалилась бы вся конструкция, а она очень жёсткая и чётко сконструирована. Поэтому все службы старались сохранить всё то, что было придумано хореографом Юрием Посоховым и режиссёром Кириллом Серебренниковым.

– Почему отменили спектакль летом, кого он напугал? Директор Большого театра Владимир Урин говорил, что спектакль недоработан,[end_short_text] другие, что «Нуреев» – пропаганда гей-культуры, третьи – что всё из-за уголовного дела Серебренникова...




– Каждый тянет в свою сторону, как лебедь, рак и щука. И наверняка у всех этих людей найдутся подтверждения сказанному. Но я, как человек, находящийся внутри процесса, могу сказать, что спектакль за три дня можно было довести до совершенства. Можно 50 раз менять концепцию, но всё равно любой спектакль рождается на премьере, а некоторые и в процессе сезона.

– Говорят, что когда отменили спектакль, то многие актёры плакали...

-Я тоже плакал и не стыдился своих слёз, вокруг царила атмосфера какой-то надвигающейся беды – когда на протяжении долгих месяцев ты репетируешь, а тебе потом говорят, что дальше ничего не будет. Поэтому этот спектакль мы играли как последний.

– Вы 3 года работали в «Гоголь-центре» и хорошо знаете Серебренникова. Как вы отнеслись к истории в «Седьмой студии»?

– Я очень переживаю и не знаю, как ему помочь. На премьере «Нуреева» я вышел на поклон в майке с портретом Кирилла, и это была моя поддержка ему. К сожалению, мы все оказались беспомощны перед машиной власти. Осознание того, что каждый из нас может оказаться в подобной ситуации, – очень страшно.

– Известность вам принесла роль Раскольникова, после которой пришлось идти к психотерапевту. Это вы сами себя так накрутили или режиссёр?

-Это была одна из моих первых ролей, и без поддержки режиссёра Дмитрия Светозарова я бы не обошёлся. Считается, что актёр должен войти в роль и потом моментально из неё выйти. Это легко сделать, если ты периодически отдыхаешь. А мне расслабляться нельзя было, я снимался 5 месяцев без выходных.

– Говорят, что произведения Фёдора Достоевского опасны для молодых, незакалённых душ...

– Здесь очень важно, кто тебя ведёт, кто тебе рассказывает. Ребёнок – кувшин, который можно наполнить чем угодно. Даже в нашем с вами интервью на те же самые вопросы я могу дать совершенно другие ответы по той лишь причине, что у меня может быть другое настроение. Вопрос здесь в том, кто как воспримет Достоевского. Если вы расскажете ребёнку, что это не со знаком минус, то всё будет хорошо. А если будете нагнетать ужас, случиться может всякое. Мне повезло, у меня была прекрасная учительница литературы.

– Когда о чём-то долго думаешь, то начинаешь обращать на это внимание. После сериала «Преступление и наказание» вы стали приглядываться к старушкам?

– Нет. Скорее обращал внимание на то, как кто себя ведёт. Раскольников ведь наблюдатель, замечал любые подвохи и тонко чувствовал окружающих людей. Хотя наблюдателем я был всегда, а после съёмки научился ещё и слушать. Потому что даже в молчании можно много чего услышать.