Обида корнета Пугачёва. Если бы ему дали отставку, судьба России была бы другой



Долгое время мы знали его как предводителя крестьянской войны, то есть фигуру скорее положительную - этакий простой мужик, «народный мститель». К тому же очень кстати Александр Пушкин изобразил в хрестоматийной «Капитанской дочке» «вора Емельку» не без сочувст­вия: «Кто из моих людей смеет обижать сироту?»

Потом маятник качнулся в другую сторону, и хорошим тоном стало считать Пугачёва кровожадным садистом, который запросто мог изнасиловать жену коменданта взятой крепости на глазах у связанного мужа и всех присутствующих. И повесить мужа, причём на глазах у поруганной женщины, которую потом отдал «попользоваться» своим приближённым.

Как ни странно, и то и другое, в общем-то, правда. Но не вся. Разумеется, можно отыскать массу примеров как благородных поступков Пугачёва, так и шокирующих зверств. Вроде того, как обошлись с комендантом Татищевской крепости полковником Елагиным. Тот был, как отмечали, «весьма тучным и полным». Пугачёвцы же содрали с него заживо кожу и «мазали его нутряным салом свои раны, покуда тот не помер окончательно».
Не мужик?

Так всё же кто такой Пугачёв? Беспощадный насильник и вешатель или отечественный Робин Гуд, о чём всё в той же «Капитанской дочке» писал Пушкин: «Казнить так казнить, жаловать так жаловать: таков мой обычай Возьми себе свою красавицу; вези её, куда хочешь, и дай вам Бог любовь да совет!»?

Да и был ли он «простым мужиком»? Если посмотреть внимательнее, окажется, что как раз мужиком-то он и не был. Происходил из сословия не то чтобы благородного, но всё-таки привилегированного - из казаков. То есть налоги казаки платили, однако получали жалованье от царя и телесным наказаниям не подвергались. Так что Емельян Иванович одним фактом своего происхождения заметно выделялся среди массы мужиков с поротыми задницами.
Более того - он ещё и служил. И, надо сказать, неплохо. На его счету три крупные кампании - Семилетняя война России и Пруссии (1756-1763), поиск и поимка бежавших в Польшу старо­обрядцев (1765-1766), а также Первая Русско-турецкая война. Вернее, начальный её период, с 1768 по 1770 г. Чин хорунжего он выслужил честно.

Чин, может, и невеликий, однако как посмотреть. Название польское, восходит к слову «хоругвь», то есть «знамя». Если считать по чинам Табели о рангах, то хорунжий является младшим офицерским званием. В пехоте соответствует прапорщику или подпоручику, в кавалерии - корнету. А теперь подставьте фамилию бунтовщика в извест­ный белогвардейский романс:




Налейте бокалы, поручик Голицын,
Раздайте патроны, корнет Пугачёв!

Это кажется бредом, но зато точно соответствует исторической правде. Пугачёв - казак и офицер. Так что если подходить формально, то мы имеем дело не с крестьянской войной, а с очередной офицерской заварушкой, каких в том столетии было не счесть.
Некуда податься

А с чего всё началось? Хорунжий Пугачёв заболел, и серьёзно: «Начали гнить у него грудь и ноги». В таких случаях принято просить отставки. Что Емельян и сделал. Но - отказ. Велено лечиться, а потом - в строй, причём койку в лазарете не дают: дескать, давай как-нибудь самостоятельно. Что делать, приходится народными средствами: «Покушав лёгкое убитого барана, отрыгнул и три дня к ногам прикладывал, от чего стало ему получше».

Дворянские сынки и за меньшую выслугу лет, будучи абсолютно здоровыми, спокойно выходили в отставку. Но ему отказывают и во второй, и в третий раз. И тут начинается детектив с увечьями и трупами. В течение трёх лет Пугачёв только и делает, что скрывается: в Чечне, в Бендерах, даже в Польше. Его ловят 12 (!) раз, и каждая отсидка сопровождается пытками. Но опытный диверсант находит силы и сноровку бежать. Куда? Да хоть к туркам, лишь бы спастись от «Золотого века» Екатерины. Между прочим, тогда не было принципа «сын за отца не отвечает». А потому вдовую, престарелую мать Пугачёва подвергают аресту, в тюрьме она умирает. Жене его пришлось несколько легче - над ней «всего-навсего» надругались.
А сам он бежит. Ему не хочется никакого бунта и уж тем более нет желания выдавать себя за «чудесно спасшегося императора Петра III». Это он сделает потом, да и то под давлением соратников, которым был нужен какой-никакой, а всё же царь. Пока же Пугачёв только страдает от насилия и произвола, в том числе и офицерского, - какой-то капитан в Кременчуге отобрал у него 50 рублей. Любопытная деталь: уже будучи «царём» и предводителем восстания, «Емелька» иногда щадил офицеров - но только в чине не выше капитана. Остальных ждала в лучшем случае виселица - так аукнулись дворянам те 50 рублей.

Тяжёлая обида, искалеченная жизнь, разбитая семья, тюрьмы, пытки, побои, судорожное существование загнанного зверя. И до последнего, до самого 1773 г., Пугачёв сомневается, а стоит ли вообще затевать бунт: «Не лутче ли нам выйти с Яику в Турецкую область, на Лобу-реку?»

Расстрел казачьего круга в Яицком городке, учинённый генералом Траубергом, показал, что «не лутче», что говорить с властью можно только на её же языке. Собственно, с этого и начался тот самый «русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

Постоянный адрес статьи: http://www.aif.ru/society/article/67255