МЕЖДУ ВОЛЕЙ И НЕВОЛЕЙ
Бишкек АИФ. 
В ПРОШЛОМ ГОДУ В РЕСПУБЛИКЕ ПОЯВИЛАСЬ НОВАЯ ПРАВОЗАЩИТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ — «КОМИТЕТ ПО ПРАВАМ ЗАКЛЮЧЕННЫХ». Сейчас новоиспеченные «комитетчики» готовят отчет по нарушениям прав человека в закрытых учреждениях, где собираются обнародовать много любопытных и даже скандальных фактов, о которых не упоминали в своих докладах сотрудники других неправительственных организаций, проводящих мониторинги в ИВС, СИЗО и колониях. Частью этой интересной информации, которая найдет свое отражение в будущем отчете, с корреспондентом «МК» поделилась председатель организации Динара Муканбаева.
Правозащитники, стоящие на страже интересов заключенных, отмечают тревожную тенденцию: если раньше пыткам в ИВС подвергались исключительно кыргызстанцы, то в последние годы правоохранители не стесняются отрабатывать удары и на иностранных гражданах. На противозаконные действия со стороны милиционеров жалуются граждане России, Казахстана, Грузии. Но удивительнее всего не эти факты, а то обстоятельство, что правоохранители не щадят и своих коллег — хотя бы из чувства «цеховой солидарности».
На прошлой неделе в общественное объединение «Комитет по правам заключенных» обратился… действующий работник ГУУР МВД. Как выяснилось, правоохранителя при задержании сильно избили его же коллеги. У мужчины диагностированы перелом лопатки, ушиб печени и другие серьезные травмы.
Жестоко расправились оперативники и 16-летним сыном «гууровца», получившим закрытую черепно-мозговую травму. Инцидент случился, когда отец и сын, выйдя из дома, стали садиться в машину. Неожиданно к ним подскочили люди в штатском и принялись жестоко избивать их. Ошарашенный милиционер поначалу подумал, что на него напали бандиты. Затем, по словам потерпевшего, ему подкинули наркотики… «Гууровец» намерен рассказать о случившемся СМИ и готовит соответствующее заявление.
А корреспонденту «МК» об этом случае поведала Динара Муканбаева, ратующая за открытие в Кыргызстане частной тюрьмы, в которой обеспеченные узники могли бы отбывать сроки в человеческих условиях. Несмотря на то, что вышеуказанное НПО появилось в прошлом году, когда по пенитенциарным учреждениям прокатилась волна протестов, вылившихся в бунты, оно уже пользуется авторитетом — особенно среди заключенных.
— Ежемесячно организация предоставляет защиту 20-30 заключенным, — говорит Муканбаева. — У нас есть прямая связь со всеми пенитенциарными учреждениями страны, вдобавок мы постоянно контактируем с родственниками заключенных, которые информируют нас обо всем, что происходит в тюрьмах, ИВС, СИЗО.
Смерть за колючей проволокой
О низком уровне медицинского обслуживания заключенных и нехватке в закрытых учреждениях необходимых лекарственных препаратов заявляли многие правозащитники. Правда, когда с визитом сюда наведываются члены ОНС или другие проверяющие, аптечки в медчасти оказываются буквально переполненными различными препаратами. Когда же представители неправительственного сектора уезжают, арестантам, обращающимся за медпомощью к фельдшеру, «прописывают» единственный препарат — анальгин. Во всех случаях и при любых жалобах.
Помимо искусственного дефицита лекарств остро стоит в закрытых учреждениях и другая проблема «медицинского» плана: зачастую неизлечимо больные осужденные не могут досрочно выйти на свободу. В отношении таких узников, напомню, действует особый порядок медицинского освидетельствования и практика представления к освобождению от дальнейшего отбывания наказания. Криминальному авторитету Азизу Батукаеву повезло — тяжелобольного (а может и вполне здорового — доподлинно это неизвестно) вора в законе великие гуманисты-судьи отпустили на свободу в рекордные сроки. Большинству же неизлечимо больных заключенных удача так не улыбается: они подолгу ждут направления на специальную медицинскую комиссию (СМК), еще дольше — заседания суда и вынесения решения в свою пользу.
В мае ГСИН при правительстве КР ответила на запрос правозащитников, интересовавшихся судьбой тяжелобольных узников. Динара Муканбаева показывает мне письмо за подписью председателя ГСИН З. Рысалиева, в котором приводятся данные по четверым заключенным, страдавшим неизлечимыми недугами. Все эти бедолаги умерли, так и не дождавшись досрочного освобождения. Вины сотрудников ГСИН здесь нет: всех четверых представляли к освобождению, и всем отказали судьи.
Например, Р. Марызаков 1982 года рождения, осужденный по статье 168 на 6 лет в ИК-31, судя по документам, страдал запущенной формой туберкулеза, осложненного плевритом, портальной гипертензией, печеночной и сердечной недостаточностью, гепатитом С, железодефицитной анемией. С таким букетом недугов молодой человек, по логике вещей, должен был досрочно оказаться на воле. Ан нет. Медицинские документы Марызакова были подписаны СМК еще в феврале 2011 года, а через полтора месяца заключенный скончался. Другому заключенному, 58-летнему Б. Нураеву, страдавшему раком (которым болен/не болен Азиз Батукаев), доктора посоветовали «продолжить химиотерапию в стенах пенитенциарного учреждения и повторно пройтии СМК спустя время. А ведь у Нураева была особо злокачественная разновидность рака — лимфосаркома с поражением всех лимфоузлов. Онкобольной умер в январе этого года (а Батукаев, кажется, и не думает помирать), так и не дождавшись свободы. Еще один больной узник, умерший в колонии № 47 — В. Соколов 1971 года рождения. У мужчины были серьезные проблемы с сердцем, диагностирован эндокардит с поражением митрального клапана, сердечная астма. Четвертый больной, Б. Матющенко 1979 года рождения, страдавший циррозом и болевший СПИДом 4 стадии, скончался в этой же колонии.
Вывод напрашивается сам собой: досрочно выйти на волю в связи с тяжелым недугом могут лишь избранные узники, остальным приходится доживать последние месяцы или годы своей жизни в заключении.
Свидание за деньги
Другая интересная сторона «колониальной» жизни, на которую обратили внимание правозащитники — практика платных свиданий заключенных с родственниками, введенная в этом году. Определен и прейскурант: цены на краткосрочные и длительные свидания разные. Об этом факте правозащитникам поведали возмущенные узники, которые на свои средства отремонтировали комнаты для свиданий, а потом узнали о таком вот «новшестве». Администрация, конечно, нашла отличный способ пополнить (личный или ведомственный?) бюджет, ведь комнаты для свиданий никогда не пустуют.
За краткосрочное свидание, длящееся 2 часа, заключенный должен отдать 37 сомов 97 тыйынов (почему, интересно, сумму не округлили до 40 сомов?). Длительное свидание стоит в два раза дороже — 81 сомов 90 тыйынов. К слову, раньше тарифы за аренду комнаты для свиданий были гораздо выше. Требования аренды простые: нужно представить документы родственников и заполнить бланк о предоставлении комнаты. Затем «свиданщик» берет деньги и оставляет заключенного в комнате. Квитанция об оплате не выдается. Куда идут эти средства, в бухгалтерию ГСИН или в карман сотрудникам, непонятно. Из каких соображений складываются тарифы — тоже?
Не суди, да не судим будешь…
— Раз вы так хорошо изучили поведение осужденных и имеете определенный кредит доверия у них, расскажите об особенностях работы и сотрудничества с ними, — прошу Муканбаеву.
— Заключенным не нужно врать и обещать золотые горы, как делают некоторые правозащитники, заверяющие их в том, что помогут им досрочно освободиться, посодействуют в решении каких-то вопросов, — говорит Динара. — Многие узники — прекрасные психологи, а тем, кто долго сидит, впору дипломы о юридическом образовании выдавать. Они не хуже адвокатов знают уголовное законодательство республики, неплохо осведомлены о нюансах амнистии. Как-то в одно из закрытых учреждений пришли представители акции «Караван по оказанию бесплатной юридической помощи заключенным». Узники к таким акциям относятся, как правило, настороженно: устраивают экзамен молодым юристам, отправляют к ним нескольких ушлых «законников», которые задают каверзные вопросы. Если те не могут грамотно ответить, запинаются — к ним за весь день никто не обратится.
— Вы неоднократно заявляли о том, что в вашем общественном объединении работают люди так или иначе связанные с пенитенциарной системой. То есть ваши работники — бывшие «зэки»?
— Вы не первая, кто задает нам такой вопрос. Когда мы пришли на очередное совещание в ОБСЕ, где собирались обратиться к членам ОНС по меморандуму, многие наши коллеги буквально завалили нас личными вопросами. Складывалось такое ощущение, что мы попали на сверхсекретное заседание ЦРУ. Это возмутительно: если мы являемся организацией по защите прав заключенных, это вовсе не означает, что она состоит из бывших «зэков». Я работаю адвокатом, а имеющим судимость адвокатам лицензию не выдают. Члены правления, учредители, сотрудники организации — юристы и адвокаты — дипломированные работники с высшим образованием. Среди штатных сотрудников нет ранее судимых или людей с непогашенной судимостью. Вот волонтеры, помогающие в сборе информации — да, являются бывшими заключенными или родственниками заключенных.
— С кем сотрудничаете из коллег по цеху?
— Хочу искренне поблагодарить такие организации, как «Бир Дуйно Кыргызстан», «Кылым шамы», «Вентус», «Независимую правозащитную группу», «Луч Соломона». Хотя с некоторыми коллегами есть определенные разногласия, недопонимание. К примеру, недавно ОНС при ГСИН выпустило отчет по ситуации с правами человека в колониях-поселениях уголовно-исполнительной системы КР. В состав мониторинговой группы вошли представители различных НПО. Как я потом узнала, нашу организацию представляла Алина Ганжибаева, которая никогда не работала с нами. Непонятно, как она могла оказаться в мониторинговой группе и почему указала в качестве места работы нашу организацию…
В общем, для одних сотрудники «Комитета по защите прав заключенных» — конкуренты, для других — соратники, для третьих — темные лошадки. Хотелось бы, чтобы между правозащитниками царили мир и взаимопонимание — все-таки работа у них и без того тяжелая.
Наталья НЕСТЕРОВА,
http://www.mk.kg/index.php?option=com_content&view=article&id=4890:2013-08-07-15-40-10&catid=116:2012-05-23-13-57-50
В ПРОШЛОМ ГОДУ В РЕСПУБЛИКЕ ПОЯВИЛАСЬ НОВАЯ ПРАВОЗАЩИТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ — «КОМИТЕТ ПО ПРАВАМ ЗАКЛЮЧЕННЫХ». Сейчас новоиспеченные «комитетчики» готовят отчет по нарушениям прав человека в закрытых учреждениях, где собираются обнародовать много любопытных и даже скандальных фактов, о которых не упоминали в своих докладах сотрудники других неправительственных организаций, проводящих мониторинги в ИВС, СИЗО и колониях. Частью этой интересной информации, которая найдет свое отражение в будущем отчете, с корреспондентом «МК» поделилась председатель организации Динара Муканбаева.Правозащитники, стоящие на страже интересов заключенных, отмечают тревожную тенденцию: если раньше пыткам в ИВС подвергались исключительно кыргызстанцы, то в последние годы правоохранители не стесняются отрабатывать удары и на иностранных гражданах. На противозаконные действия со стороны милиционеров жалуются граждане России, Казахстана, Грузии. Но удивительнее всего не эти факты, а то обстоятельство, что правоохранители не щадят и своих коллег — хотя бы из чувства «цеховой солидарности».
На прошлой неделе в общественное объединение «Комитет по правам заключенных» обратился… действующий работник ГУУР МВД. Как выяснилось, правоохранителя при задержании сильно избили его же коллеги. У мужчины диагностированы перелом лопатки, ушиб печени и другие серьезные травмы.
Жестоко расправились оперативники и 16-летним сыном «гууровца», получившим закрытую черепно-мозговую травму. Инцидент случился, когда отец и сын, выйдя из дома, стали садиться в машину. Неожиданно к ним подскочили люди в штатском и принялись жестоко избивать их. Ошарашенный милиционер поначалу подумал, что на него напали бандиты. Затем, по словам потерпевшего, ему подкинули наркотики… «Гууровец» намерен рассказать о случившемся СМИ и готовит соответствующее заявление.
А корреспонденту «МК» об этом случае поведала Динара Муканбаева, ратующая за открытие в Кыргызстане частной тюрьмы, в которой обеспеченные узники могли бы отбывать сроки в человеческих условиях. Несмотря на то, что вышеуказанное НПО появилось в прошлом году, когда по пенитенциарным учреждениям прокатилась волна протестов, вылившихся в бунты, оно уже пользуется авторитетом — особенно среди заключенных.
— Ежемесячно организация предоставляет защиту 20-30 заключенным, — говорит Муканбаева. — У нас есть прямая связь со всеми пенитенциарными учреждениями страны, вдобавок мы постоянно контактируем с родственниками заключенных, которые информируют нас обо всем, что происходит в тюрьмах, ИВС, СИЗО.
Смерть за колючей проволокой
О низком уровне медицинского обслуживания заключенных и нехватке в закрытых учреждениях необходимых лекарственных препаратов заявляли многие правозащитники. Правда, когда с визитом сюда наведываются члены ОНС или другие проверяющие, аптечки в медчасти оказываются буквально переполненными различными препаратами. Когда же представители неправительственного сектора уезжают, арестантам, обращающимся за медпомощью к фельдшеру, «прописывают» единственный препарат — анальгин. Во всех случаях и при любых жалобах.
Помимо искусственного дефицита лекарств остро стоит в закрытых учреждениях и другая проблема «медицинского» плана: зачастую неизлечимо больные осужденные не могут досрочно выйти на свободу. В отношении таких узников, напомню, действует особый порядок медицинского освидетельствования и практика представления к освобождению от дальнейшего отбывания наказания. Криминальному авторитету Азизу Батукаеву повезло — тяжелобольного (а может и вполне здорового — доподлинно это неизвестно) вора в законе великие гуманисты-судьи отпустили на свободу в рекордные сроки. Большинству же неизлечимо больных заключенных удача так не улыбается: они подолгу ждут направления на специальную медицинскую комиссию (СМК), еще дольше — заседания суда и вынесения решения в свою пользу.
В мае ГСИН при правительстве КР ответила на запрос правозащитников, интересовавшихся судьбой тяжелобольных узников. Динара Муканбаева показывает мне письмо за подписью председателя ГСИН З. Рысалиева, в котором приводятся данные по четверым заключенным, страдавшим неизлечимыми недугами. Все эти бедолаги умерли, так и не дождавшись досрочного освобождения. Вины сотрудников ГСИН здесь нет: всех четверых представляли к освобождению, и всем отказали судьи.
Например, Р. Марызаков 1982 года рождения, осужденный по статье 168 на 6 лет в ИК-31, судя по документам, страдал запущенной формой туберкулеза, осложненного плевритом, портальной гипертензией, печеночной и сердечной недостаточностью, гепатитом С, железодефицитной анемией. С таким букетом недугов молодой человек, по логике вещей, должен был досрочно оказаться на воле. Ан нет. Медицинские документы Марызакова были подписаны СМК еще в феврале 2011 года, а через полтора месяца заключенный скончался. Другому заключенному, 58-летнему Б. Нураеву, страдавшему раком (которым болен/не болен Азиз Батукаев), доктора посоветовали «продолжить химиотерапию в стенах пенитенциарного учреждения и повторно пройтии СМК спустя время. А ведь у Нураева была особо злокачественная разновидность рака — лимфосаркома с поражением всех лимфоузлов. Онкобольной умер в январе этого года (а Батукаев, кажется, и не думает помирать), так и не дождавшись свободы. Еще один больной узник, умерший в колонии № 47 — В. Соколов 1971 года рождения. У мужчины были серьезные проблемы с сердцем, диагностирован эндокардит с поражением митрального клапана, сердечная астма. Четвертый больной, Б. Матющенко 1979 года рождения, страдавший циррозом и болевший СПИДом 4 стадии, скончался в этой же колонии.
Вывод напрашивается сам собой: досрочно выйти на волю в связи с тяжелым недугом могут лишь избранные узники, остальным приходится доживать последние месяцы или годы своей жизни в заключении.
Свидание за деньги
Другая интересная сторона «колониальной» жизни, на которую обратили внимание правозащитники — практика платных свиданий заключенных с родственниками, введенная в этом году. Определен и прейскурант: цены на краткосрочные и длительные свидания разные. Об этом факте правозащитникам поведали возмущенные узники, которые на свои средства отремонтировали комнаты для свиданий, а потом узнали о таком вот «новшестве». Администрация, конечно, нашла отличный способ пополнить (личный или ведомственный?) бюджет, ведь комнаты для свиданий никогда не пустуют.
За краткосрочное свидание, длящееся 2 часа, заключенный должен отдать 37 сомов 97 тыйынов (почему, интересно, сумму не округлили до 40 сомов?). Длительное свидание стоит в два раза дороже — 81 сомов 90 тыйынов. К слову, раньше тарифы за аренду комнаты для свиданий были гораздо выше. Требования аренды простые: нужно представить документы родственников и заполнить бланк о предоставлении комнаты. Затем «свиданщик» берет деньги и оставляет заключенного в комнате. Квитанция об оплате не выдается. Куда идут эти средства, в бухгалтерию ГСИН или в карман сотрудникам, непонятно. Из каких соображений складываются тарифы — тоже?
Не суди, да не судим будешь…
— Раз вы так хорошо изучили поведение осужденных и имеете определенный кредит доверия у них, расскажите об особенностях работы и сотрудничества с ними, — прошу Муканбаеву.
— Заключенным не нужно врать и обещать золотые горы, как делают некоторые правозащитники, заверяющие их в том, что помогут им досрочно освободиться, посодействуют в решении каких-то вопросов, — говорит Динара. — Многие узники — прекрасные психологи, а тем, кто долго сидит, впору дипломы о юридическом образовании выдавать. Они не хуже адвокатов знают уголовное законодательство республики, неплохо осведомлены о нюансах амнистии. Как-то в одно из закрытых учреждений пришли представители акции «Караван по оказанию бесплатной юридической помощи заключенным». Узники к таким акциям относятся, как правило, настороженно: устраивают экзамен молодым юристам, отправляют к ним нескольких ушлых «законников», которые задают каверзные вопросы. Если те не могут грамотно ответить, запинаются — к ним за весь день никто не обратится.
— Вы неоднократно заявляли о том, что в вашем общественном объединении работают люди так или иначе связанные с пенитенциарной системой. То есть ваши работники — бывшие «зэки»?
— Вы не первая, кто задает нам такой вопрос. Когда мы пришли на очередное совещание в ОБСЕ, где собирались обратиться к членам ОНС по меморандуму, многие наши коллеги буквально завалили нас личными вопросами. Складывалось такое ощущение, что мы попали на сверхсекретное заседание ЦРУ. Это возмутительно: если мы являемся организацией по защите прав заключенных, это вовсе не означает, что она состоит из бывших «зэков». Я работаю адвокатом, а имеющим судимость адвокатам лицензию не выдают. Члены правления, учредители, сотрудники организации — юристы и адвокаты — дипломированные работники с высшим образованием. Среди штатных сотрудников нет ранее судимых или людей с непогашенной судимостью. Вот волонтеры, помогающие в сборе информации — да, являются бывшими заключенными или родственниками заключенных.
— С кем сотрудничаете из коллег по цеху?
— Хочу искренне поблагодарить такие организации, как «Бир Дуйно Кыргызстан», «Кылым шамы», «Вентус», «Независимую правозащитную группу», «Луч Соломона». Хотя с некоторыми коллегами есть определенные разногласия, недопонимание. К примеру, недавно ОНС при ГСИН выпустило отчет по ситуации с правами человека в колониях-поселениях уголовно-исполнительной системы КР. В состав мониторинговой группы вошли представители различных НПО. Как я потом узнала, нашу организацию представляла Алина Ганжибаева, которая никогда не работала с нами. Непонятно, как она могла оказаться в мониторинговой группе и почему указала в качестве места работы нашу организацию…
В общем, для одних сотрудники «Комитета по защите прав заключенных» — конкуренты, для других — соратники, для третьих — темные лошадки. Хотелось бы, чтобы между правозащитниками царили мир и взаимопонимание — все-таки работа у них и без того тяжелая.
Наталья НЕСТЕРОВА,
http://www.mk.kg/index.php?option=com_content&view=article&id=4890:2013-08-07-15-40-10&catid=116:2012-05-23-13-57-50
Комментарии (2)